Девушка села на диван и ждала, пока отец,
бегая по кабинету, продолжал неистовствовать, порываясь к двери, точно он хотел догнать Данилу Семеныча.
Неточные совпадения
Отец не сидел безвыходно в
кабинете, но бродил
по дому, толковал со старостой, с ключницей, с поваром, словом сказать, распоряжался; тетеньки-сестрицы сходили к вечернему чаю вниз и часов до десяти беседовали с отцом; дети резвились и
бегали по зале; в девичьей затевались песни, сначала робко, потом громче и громче; даже у ключницы Акулины лай стихал в груди.
Мы по-прежнему заняли
кабинет и детскую, то есть бывшую спальню, но уже не были стеснены постоянным сиденьем в своих комнатах и стали иногда ходить и
бегать везде; вероятно, отсутствие гостей было этому причиной, но впоследствии и при гостях продолжалось то же.
Тем не менее сначала это была борьба чисто платоническая. Генерал один на один беседовал в
кабинете с воображаемым нигилистом, старался образумить его, доказывал опасность сего, и хотя постоянно уклонялся от объяснения, что следует разуметь под словом сие,но
по тем огонькам, которые
бегали при этом в его глазах, ясно было видно, что дело идет совсем не о неведомом каком-то нигилизме, а о совершившихся новшествах, которые, собственно, и составляли неизбывную обиду, подлежавшую генеральскому отмщению.
А еще через несколько минут,
пробегая по полутемному коридору из амбулаторного своего
кабинета в аптеку за папиросами, я услыхал бегло хриплый шепот...
Он впился в руку тяжело задышавшего Короткова и,
пробежав по коридору, втащил его в заветный
кабинет и бросил на пухлый кожаный стул, а сам уселся за стол.
Волынской дал знак согласия, и скоро принесена огромная тетрадь, прекрасным почерком написанная. Зуда сел и начал читать вслух главу из Махиавелева «Il principe», [«О государе» (ит.).] которого он,
по назначению кабинет-министра, перевел для поднесения государыне. Но едва успел
пробежать две-три страницы, прерываемый
по временам замечаниями Волынского, присовокупляя к ним свои собственные или делая возражения, как вошел араб и доложил о прибытии Тредьяковского.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях
кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом как волна,
пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.